У меня в комнате уже год висит зеркало на двустороннем скотче — в любой момент оно может упасть и разбиться.
За обедом спускаюсь в ресторанчик под лестницей за кесадильей. Мальчишка за барной стойкой, краснея пятнами, глядит в телефон и каким-то не своим голосом говорит: "Ребята, был взрыв"
Я выхожу покурить — мимо проносится карета скорой помощи, над головой вертолёт взбивает лопастями молоко облаков. На Фонтанке люди, шедшие в сторону Сенной, поднимают звонящие трубки и останавливаются, осекшись: "Ад какой-то", "Да, со мной всё в порядке", "Ты где? Всё хорошо?", "Да, сейчас приеду".
Тяжёлый понедельник — это когда ты просто не берёшь трубку, а я уже побледнела и расплакалась.
Алёна разминулась со взрывом на полчаса, Филиппа на 10 минут, Володя на секунду: не успел вбежать в тот самый поезд, опаздывая на работу — двери захлопнулись перед самым носом. Через две минуты из тоннеля повалил дым.
Метро закрыли. К автобусной остановке очередь в два квартала, из кафе на углу официант выносит чай в бумажных стаканчиках, раздаёт тем, кто никак не может уехать домой. Таксист сажает на заднее сидение четыре человека: "Если вы мне ещё раз денег предложите, я вас высажу". Дама в офисном костюме кричит из окна машины: "Ребята, кого до Колпино подбросить?"— к ней из разных концов очереди бегут несколько человек.
Не могу уснуть от неизъяснимой тревоги, чудится запах креозота из метро — выхожу на балкон покурить в пальто на исподнее. На балконе дома напротив стоит, облокотившись на перила, пьяный от макушки до сланцев мужчина, курит, щурясь, прислушивается к звукам на кухне:
— Ты че там, опять плачешь? — кричит через плечо, — Ну ёбаный в рот, Надя, ну не плачь, главное же, что я здесь и ты здесь, всё нормально будет, че ты! — затягивается крайний раз и бросает окурок в темень двора — внизу с шипением разбегаются кошки.
Я слышу обречённый звон зеркала за левым плечом и улыбаюсь.
